13.03.07
0
0
4174
0
0
4174
Вдребезги Проза: Повести
Если гранёный стакан сбросить с высоты человеческого роста на бетонный пол, он разлетится на девять, различной величины, осколков.
Из жизненного опыта
Вдребезги
Содержание:
• Осколок первый. Аполлон
• Осколок второй. Везение
• Осколок третий. Закономерность
• Осколок четвертый. Шкура
• Осколок пятый. Исправился
• Осколок шестой. Сплетение
• Осколок седьмой. Вызов
• Осколок восьмой. Ку-ку
• Осколок девятый (и последний). Смылся
ОСКОЛОК ПЕРВЫЙ. АПОЛЛОН
Известнейший художник Себастьян Шаломей сочинял картину «Мало-нуждающийся крестьянин». Перво-наперво он изобразил, и очень натурально, стоящего вполоборота кряжистого бородача со спущенными штанами и неожиданно злыми глазами. Художник мыслил так: слегка недобрый взгляд должен отвлекать зрителя от могущего возникнуть соблазна, дескать, хоть она и малая, а всё же – нужда! А какая, к лешему, у нашего мужика может быть нужда? Ясное дело – никакой. То-то же!
Кроме того, этот взгляд вносил некую свежую струю в творчество С. Шаломея, заслуженного лауреата, ратующего за духовность в искусстве и в жизни.
Так вот, нарисовав мужика, художник сделал два шага назад, чтобы полюбоваться своим творением. Сделал – и погрустнел. Отступил дальше – и сник. А тут ещё, не ко времени, вдруг вспомнился покойный свёкор! И непонятная тоска охватила художника, и закралось в душу сомнение.
«Самообман, – думал художник, безжалостный к себе. – Никакая она не свежая, эта струя, и ни куда она не годная! Вернее, струя-то как раз хороша, а вот глаза – дрянь! Как же быть с глазами? Глаза – зеркало души, верно? И что, в конце концов, важнее – струя или глаза? Или душа?»
Ну что вы, Себастьян Себастьянович, маетесь? И зачем вам, помилуйте, какая-то мифическая душа? Ни к чему она вам, дорогой художник, бросьте трепаться. Есть у вас струя – вот и держитесь за неё, а то заладил: душа, душа! К чёрту! Никакой души не бывает, а бывает лишь то, что должно быть. Так-то!
Что ж, отметя прочь все сомнения, Шаломей решил вернуть мужику положенную благообразность и смирение и уверенной рукою начал придавать глазам нужное выражение.
Не тут-то было! Как художник ни старался, мужик на картине не только не добрел, а наоборот, становился всё более сердитым. И даже потихоньку начал складывать правую ладонь в кулак.
Отчаявшись, Шаломей пошёл на крайнюю меру: пририсовал к бородатой морде солнцезащитные очки. Вышло ещё хуже. Крестьянин, как две капли воды, стал походить на главаря лесных разбойников, того самого, которого, по одним сведениям отравили, а по другим – удавили. Причём свои же. Опять не годится!
Ох, хо-хо. Много дней бился несчастный художник с этими трижды проклятыми глазами, но, ровным счётом, ничего не получалось: мужик на холсте злился всё больше и больше, и Себастьяну в какой-то миг даже показалось, что он слышит пугающий скрип зубов бородатого.
И вот, когда он уже решил бросить начатое, его вдруг осенило! Тут-то Себастьян Шаломей и выказал себя действительно большим художником, найдя, как говорится, один единственный второй выход из этого безвыходного положения. Он просто-напросто закрасил к чёртовой матери ненавистный взгляд, а заодно и голову, закатными красками, вот и всё. А с мужика снял не только штаны, но также и тулуп, оставив тому лишь фиговый листик.
Таким образом известный художник С. Шаломей стал автором популярнейшей картины «Обезглавленный Аполлон».
А в это самое время, за много тысяч километров от Шаломея, другой, никому неизвестный художник с фамилией Бох взял да и зарезался. Просто раскрыл складной ножик и воткнул его себе в правый бок, в то самое место, где у человека находится печень.
ОСКОЛОК ВТОРОЙ. ВЕЗЕНИЕ
Жил себе некто Ситников. И был он очень везучий человек: всегда, везде и во всём ему решительно везло. Побежит, допустим, за отъезжающим автобусом – и обязательно догонит. Или заснёт пьяный в сугробе – и не замёрзнет. Или поедет в поезде на верхней полке – и не упадёт. Просто удивительно!
За это окружающие крепко недолюбливали Ситникова и сокрушённо спрашивали друг друга: «Откуда такое везение гаду? За какие такие заслуги? А?» И человеческие проклятия рекой лились на несчастную ситниковскую голову.
Но тому – всё Божья роса! Знай, гребёт удачу полною лопатой. Даже с квартирой, и то ему повезло: квартиру-то Ситникову дали на первом этаже! Сломается, допустим, лифт – верхние жильцы в ужасе топают ногами, а ему, Ситникову, хоть бы хны: сидит у окошка да посмеивается. Верхние, глядя на это свинство, сильно расстраивались и вздыхали: «Видали? Нашему-то опять пропёрло! Вот ведь, твою мать!»
И только один раз Ситникову не повезло. На него упала люлька с двумя толстыми бабами, красившими окна в девятом этаже дома, что как раз напротив ситниковского. И Ситников погиб.
А как обернулось всё дело и что сталось с бабами – неизвестно.
ОСКОЛОК ТРЕТИЙ. ЗАКОНОМЕРНОСТЬ
В печально знаменитом городе Суйске не так давно проживало четверо приятелей. А именно: Разумовский, Шиловский, Глазуновский и Пожарский. Были они все, как один, приличными гражданами и ничего худого за ними не водилось. Ходили, правда, слухи, что Разумовский в своё время каким-то боком был причастен к той некрасивой истории с досками (помните?), но это, повторяю, только слухи, фактов нет никаких и Разумовского тогда освободили непосредственно в зале суда.
Но суть не в этом.
А в том, что как раз Разумовский и являлся организатором и вдохновителем того небольшого, но сплочённого коллектива единомышленников, кой и составляли вышеупомянутые граждане. Он у них был за старшего. А чем именно занимались эти четверо – непонятно.
И вот однажды по городу распространилось известие, что Разумовский умер. Причина смерти не сообщалась. Троих оставшихся эта новость застала врасплох. Сидят, представьте, три товарища, играют преспокойно в штосс, и вдруг, как гром среди ясного неба – скорбная весть: ваш-то, мол, скапустился!
Друзья немедленно прекратили игру, выскочили из-за стола и уже устремились к выходу, как вдруг между ними произошла маленькая размолвка. (А из-за чего вышла размолвка, я, по понятным причинам, умолчу).
Доподлинно не известно, что и как там происходило, но в итоге к выходу проследовали только двое: Шиловский остался на месте, пригвождённый к зелёному столу огромным сапожным шилом, которое Пожарский всегда носил при себе, в левом кармане пиджака.
Двое, выбежав на улицу, кинулись к стоящему за углом таксомотору, причём Глазуновский кинулся первым. Это его и сгубило: на высокой скорости огибая угол, он выскочил прямо на идущего навстречу пожилого гражданина, который нёс зачем-то на плече металлическую трубу малого диаметра. На эту-то трубу и налетел Глазуновский. Правым глазом. Пронзив глаз, труба вошла в головной мозг, да так там и застряла. Кстати, фамилия пожилого гражданина, нёсшего проклятую трубу – Трубецкой.
Оставшись один, Пожарский запрыгнул в таксомотор, назвал адрес и машина, рванув с места, умчала его прочь.
Умчать-то она его умчала, но вот вопрос: куда? На похоронах он так и не появился, домой не вернулся, и вообще его больше никто никогда не видел, – гражданин Пожарский как в воду канул.
И только спустя год, во время знаменитого суйского пожара, уничтожившего чуть не половину города, его обугленный труп обнаружился на пепелище городской бани. А вот шофёр машины так ни где и не обнаружился и его фамилия, к сожалению, осталась невыясненной.
К слову сказать, никаких похорон в тот день не было. И на следующий тоже. Оказывается, Разумовский вовсе не умер, – он просто задержался дольше обычного у одной своей знакомой, а его старенькая бабушка раньше времени забила тревогу.
Тем не менее, узнав о судьбе своих друзей, Разумовский затосковал и от горя тронулся умом. Проще говоря, у него случилось помутнение разума. Сейчас он находится в клинике, и, говорят, уже пошёл на поправку.
ОСКОЛОК ЧЕТВЕРТЫЙ. ШКУРА
Двое не поделили шкуру мамонта. Строго говоря, к мамонту эта шкура не имела никакого отношения. Да и не шкура это вовсе! Не шкура, а просто старое драное одеяло, всеми забытое и покинутое. Но эти двое были почему-то уверены, что это именно шкура мамонта. Они даже придушили одного прохожего, сунувшегося было к ним с упрёками.
Так вот, не поделив шкуру, они повели за неё борьбу. И второй начал одолевать первого. Тогда первый сделал так: выпустил свой конец шкуры, нехорошо улыбнулся, огляделся по сторонам и взял в левую руку черенок от лопаты, валявшийся тут же. А правой стал подманивать к себе наглеца.
Второй, оставшись таким образом единственным владельцем шкуры, не долго думая, показал противнику спину и дал, как говорится, ходу. Первый ринулся в погоню, настиг владельца и со всего маху хлопнул того толстенным черенком по худой спине. Но промахнулся и попал себе в лоб.
Второй, убежав от преследователя, завернулся в шкуру, возомнил себя Аттилой, сошёл с ума и пошёл по миру.
А первый пошёл на курсы гитаристов. Теперь он каждый вечер играет в ресторане «Прибой» и, по слухам, здорово зашибает.
ОСКОЛОК ПЯТЫЙ. ИСПРАВИЛСЯ
Андрюха Сидоров страдал неуёмностью натуры. Был он подвижен и стремителен до крайности и целыми днями носился, как угорелый, по городу, неожиданно возникая то в одном месте, то в другом. А то и в двух местах одновременно. И при этом ещё обладал колоссальным чувством юмора. Плюс умением выходить сухим из воды.
В силу вышеперечисленного, Андрюха постоянно держал руку на пульсе и всегда поспевал вовремя: придавит ли камушком старушку, потонет ли в городском пруду старичок – Андрюха тут как тут! Всех растолкает, камушек откатит, бабушке на груди ручки сложит, постоит с минуту, помолчит и бежит дальше – дедушку вылавливать.
Необходимо заметить, что была у Андрюхи одна особенность: он всегда носил с собой такую небольшую стремяночку, такую раздвижную лесенку, какой обычно пользуются электрики. Но ведь он-то никакой не электрик! Он просто – Андрюха Сидоров!
И вот, не будучи электриком, Андрюха всё же таскал за собою эту самую лесенку, всем своим видом как бы говоря: «Таскал и буду таскать!» Люди, глядя на это, терялись в догадках и завидовали: «Да что он, мерзавец, о себе возомнил! Чего ему, подлецу, надо?» Но спросить напрямик не решались. Ещё бы!
Таскался, значит, Андрюха с этой стремянкой, таскался – и дотаскался!
Однажды ему строго указали: мол, что ты всё таскаешься? мол, что ещё за фокусы? и вообще – зачем? Андрюха в ответ промолчал, почесал живот и мстительно посмотрел на указавших. Однако исправился и стремянку свою боле не трогал никогда.
Теперь он бегает с газовым ключом и при встрече с указавшими всегда любит прихвастнуть: «Смотрите, я исправился!»
ОСКОЛОК ШЕСТОЙ. СПЛЕТЕНИЕ
Товарищу Подмышкину приснился дурной сон: будто бы он, Подмышкин, сидит на кровати в комнате с белыми стенами и в белой же одежде. Сидит и чего-то ждёт. А чего – и сам не знает. Подмышкину стало очень тоскливо, и он захотел проснуться. Но не смог.
Тогда он (не собственно Подмышкин, а тот, которого он видит во сне) вскочил с кровати и стал шарить руками по белым стенам, в надежде найти дверь, окно или вообще хоть какой-нибудь выход или отверстие.
К своему удивлению, он его быстро обнаружил: маленькое кругленькое окошко, расположенное как раз под кроватью. Распластавшись на животе, Подмышкин втиснулся под кровать и сунул голову в окошко. И сейчас же получил страшный удар прямо в зубы. От которого благополучно проснулся.
Проснувшись, Подмышкин (уже не тот, которого он видел во сне, а собственно товарищ Подмышкин) произнёс «мама» и взялся за зубы. Взялся – и обомлел: а зубов-то и нет!
Описанный случай наглядно показывает нам, как тесно порой сплетается прошлое и настоящее, и что ожидает человека, рискнувшего заглянуть в будущее.
ОСКОЛОК СЕДЬМОЙ. ВЫЗОВ
Алексей Жуков сделал Судьбе вызов. Бросил, так сказать, ей перчатку!
Если быть точнее, эту перчатку он, конечно же, не бросил, а просто обронил в гастрономе
«Пушкин», когда покупал там полкило слабосолёной сельди.
Здесь же помимо сельди Алексей Жуков закупил: батон «Боткинской» колбасы (холодного копчения), семьсот граммов свиной рульки (свежая, только что завезли) и один килограмм квашеной капусты (у бабы с грязными ногтями и поломанным носом). Все эти покупки он аккуратнейшим образом уложил в просторную холщовую сумку (синюю, в белую клетку). Причём в момент укладки в сумке что-то приятно звякнуло, и всем сразу стало ясно, что перед этим Алексей заходил ещё кой куда.
Возникает вопрос: неужели Жуков намерен употребить все эти припасы сам, в одно, так сказать, лицо? Хотя, судя по лицу, для него это – раз плюнуть (точнее, глотнуть)!
Но именно сегодня Алексей как раз и не будет пировать в одиночку, потому что сегодня у него – день рождения! И вечером придут гости, и до утра не смолкнет музыка, и будут танцы, и Алексей будет пьяный и ещё много чего будет! (Кстати, сколько ему исполняется – он и сам толком не знает.)
Итак, основательно закупившись, Жуков двинулся восвояси, а левая его перчатка (кожаная, на шерстяной подкладке) осталась на грязном полу гастронома «Пушкин», откуда её в скором времени и подобрали. А кто именно подобрал – иди знай! (Подозрение, естественно, падает на бабу с поломанным носом.)
И вот Жуков, не ведающий пока о своём горе, посвистывая и на ходу расстёгивая пальто (драповое, в рубчик), подошёл к двери и опустил левую руку в карман, чтобы достать ключ...
Я не стану описывать то, что за этим последовало. Это неописуемо. Замечу только, что примерно две недели спустя (а если точно – ровно через пятнадцать суток) Жуков подал заявление об изменении своей фамилии на другую, где в графе «причина» нарисовал большого чёрного жука.
Вот как бывает в жизни: человек бросил вызов Судьбе, а она его не заметила. Плюс ко всему, теперь Алексей Жуков вынужден носить неприличную фамилию – Бабинов.
ОСКОЛОК ВОСЬМОЙ. КУ-КУ
Часовщик Иван Соломонович Сазон, гуляя по лесу, наступил на кукушку. Сделал он это, ясное дело, не нарочно, так как человеком был тихим и скромным и в жизни своей мухи не обидел, не говоря уже о более крупном животном.
А тут взял и раздавил целую птицу!
Главное, произошло всё очень быстро: идёт, представьте себе, по лесной тропинке часовщик, наслаждается небывалыми красотами, вдыхает полною грудью и вдруг р-раз – из кустов ему на перерез выбегает кукушка! Иван Соломонович «ку-ку» не успел сказать, как несчастный лесной житель оказался у него под ногами. Хлоп – готово!
От неожиданности едва не слетев с копыт, дядя Ваня схватился за сердце, глянул вниз и увидел, что из-под его правого бота торчит кукушечья голова с вылупленными, совершенно безумными глазами. Голова скосила левый глаз на часовщика и отчётливо произнесла: «Шухер!»
Несколько позже трое грибников с интересом наблюдали, как из лесу пулей вылетел опрятный гражданин в высокой каракулевой папахе. Присмотревшись, грибники определили, что это не папаха, а дыбом стоящие волосы. Выскочив на дорогу, гражданин развил невероятную скорость и взял курс в направлении города.
А утром следующего дня на двери одной часовой мастерской появилась бумажка: «Ушёл за фурнитурой. Буду в 16». Вот и всё.
Да, кстати, в этот же день, на другом конце страны, около четырёх часов пополудни, был задержан некий неизвестный при попытке перехода государственной границы с грузом золота. Документов, удостоверяющих личность, он при себе не имел. А на вопрос «Как ваша фамилия?», неизвестный, скосив глаза влево, чётко и внятно ответил: «Ку-ку-у-у!»
ОСКОЛОК ДЕВЯТЫЙ (И ПОСЛЕДНИЙ). СМЫЛСЯ
Майор Вдовин был человек мрачный. Редко можно было видеть его улыбающимся, не говоря уже – смеющимся. Шуток он не любил, не понимал их и не шутил никогда. Даже во время традиционных пятничных попоек, когда, казалось бы, можно расслабиться и поболтать о том, о сём, он оставался таким, как и всегда, всё больше молчал, отделываясь односложными фразами типа: «да неужели?» или «ну-ну». Лет ему было сорок один, он был женат вторым браком. Детей не имел.
Словом – мрачный.
И вот в один прекрасный день этот мрачный человек преобразился: стал непривычно разговорчив и даже пытался шутить.
– Товарищ майор, сигареткой не угостите?
Майор Вдовин на секунду задумался, прищурил левый глаз и вдруг расплылся в улыбке:
– А тебе какую, сынок, с фильтром или без фильтра?
Солдат был не наглый:
– Можно без фильтра, товарищ майор.
Майор Вдовин достал пачку, вынул из неё сигарету (с фильтром) и поступил следующим образом: прищурил правый глаз, аккуратно отломил фильтр, сунул его в карман, а оставшуюся часть сигареты протянул солдату. И со значением широко распахнул глаза.
Проделав всё это, майор Вдовин, чрезвычайно довольный собой, направился прямиком в свой кабинет, взялся за телефон, накрутил никому неизвестный номер и сказал в трубку всего одно слово:
– Вечером.
Положив трубку, он громко расхохотался и подмигнул висевшему на стене портрету знаменитого врача.
Тут Вдовину почудилось, что будто бы кто-то больно ткнул его указательным пальцем под левую лопатку. Резко обернувшись, он конечно же никого не увидел, так как и видеть было некого: кабинет-то пуст! При этом глаза майора имели выражение хитрое.
Вечером майор Вдовин сидел дома на диване и рассказывал свою сегодняшнюю шутку супруге, курил, щурился и смеялся. Глаза его блестели неподдельной радостью и счастьем. Кроме того, в этих глазах, где-то в самой глубине, было ещё что-то. А что именно – никто не знает.
Супруга тоже улыбалась, проводила рукою по майорским волосам и ласково называла его «Коля». Затем она ушла в кухню, откуда через время позвала мужа ужинать.
Майор Вдовин, всё ещё посмеиваясь, пошёл на зов жены, но по пути зачем-то свернул в уборную. Там, закрывшись, встал двумя ногами в унитаз, мечтательно закрыл глаза, широко улыбнулся и взялся за рычажок. Через секунду он исчез – попросту смылся, оставив после себя только неразборчивое бормотание в трубах.
9 – 19 сентября 2004 г.
г. Североморск
Из жизненного опыта
Вдребезги
Содержание:
• Осколок первый. Аполлон
• Осколок второй. Везение
• Осколок третий. Закономерность
• Осколок четвертый. Шкура
• Осколок пятый. Исправился
• Осколок шестой. Сплетение
• Осколок седьмой. Вызов
• Осколок восьмой. Ку-ку
• Осколок девятый (и последний). Смылся
ОСКОЛОК ПЕРВЫЙ. АПОЛЛОН
Известнейший художник Себастьян Шаломей сочинял картину «Мало-нуждающийся крестьянин». Перво-наперво он изобразил, и очень натурально, стоящего вполоборота кряжистого бородача со спущенными штанами и неожиданно злыми глазами. Художник мыслил так: слегка недобрый взгляд должен отвлекать зрителя от могущего возникнуть соблазна, дескать, хоть она и малая, а всё же – нужда! А какая, к лешему, у нашего мужика может быть нужда? Ясное дело – никакой. То-то же!
Кроме того, этот взгляд вносил некую свежую струю в творчество С. Шаломея, заслуженного лауреата, ратующего за духовность в искусстве и в жизни.
Так вот, нарисовав мужика, художник сделал два шага назад, чтобы полюбоваться своим творением. Сделал – и погрустнел. Отступил дальше – и сник. А тут ещё, не ко времени, вдруг вспомнился покойный свёкор! И непонятная тоска охватила художника, и закралось в душу сомнение.
«Самообман, – думал художник, безжалостный к себе. – Никакая она не свежая, эта струя, и ни куда она не годная! Вернее, струя-то как раз хороша, а вот глаза – дрянь! Как же быть с глазами? Глаза – зеркало души, верно? И что, в конце концов, важнее – струя или глаза? Или душа?»
Ну что вы, Себастьян Себастьянович, маетесь? И зачем вам, помилуйте, какая-то мифическая душа? Ни к чему она вам, дорогой художник, бросьте трепаться. Есть у вас струя – вот и держитесь за неё, а то заладил: душа, душа! К чёрту! Никакой души не бывает, а бывает лишь то, что должно быть. Так-то!
Что ж, отметя прочь все сомнения, Шаломей решил вернуть мужику положенную благообразность и смирение и уверенной рукою начал придавать глазам нужное выражение.
Не тут-то было! Как художник ни старался, мужик на картине не только не добрел, а наоборот, становился всё более сердитым. И даже потихоньку начал складывать правую ладонь в кулак.
Отчаявшись, Шаломей пошёл на крайнюю меру: пририсовал к бородатой морде солнцезащитные очки. Вышло ещё хуже. Крестьянин, как две капли воды, стал походить на главаря лесных разбойников, того самого, которого, по одним сведениям отравили, а по другим – удавили. Причём свои же. Опять не годится!
Ох, хо-хо. Много дней бился несчастный художник с этими трижды проклятыми глазами, но, ровным счётом, ничего не получалось: мужик на холсте злился всё больше и больше, и Себастьяну в какой-то миг даже показалось, что он слышит пугающий скрип зубов бородатого.
И вот, когда он уже решил бросить начатое, его вдруг осенило! Тут-то Себастьян Шаломей и выказал себя действительно большим художником, найдя, как говорится, один единственный второй выход из этого безвыходного положения. Он просто-напросто закрасил к чёртовой матери ненавистный взгляд, а заодно и голову, закатными красками, вот и всё. А с мужика снял не только штаны, но также и тулуп, оставив тому лишь фиговый листик.
Таким образом известный художник С. Шаломей стал автором популярнейшей картины «Обезглавленный Аполлон».
А в это самое время, за много тысяч километров от Шаломея, другой, никому неизвестный художник с фамилией Бох взял да и зарезался. Просто раскрыл складной ножик и воткнул его себе в правый бок, в то самое место, где у человека находится печень.
ОСКОЛОК ВТОРОЙ. ВЕЗЕНИЕ
Жил себе некто Ситников. И был он очень везучий человек: всегда, везде и во всём ему решительно везло. Побежит, допустим, за отъезжающим автобусом – и обязательно догонит. Или заснёт пьяный в сугробе – и не замёрзнет. Или поедет в поезде на верхней полке – и не упадёт. Просто удивительно!
За это окружающие крепко недолюбливали Ситникова и сокрушённо спрашивали друг друга: «Откуда такое везение гаду? За какие такие заслуги? А?» И человеческие проклятия рекой лились на несчастную ситниковскую голову.
Но тому – всё Божья роса! Знай, гребёт удачу полною лопатой. Даже с квартирой, и то ему повезло: квартиру-то Ситникову дали на первом этаже! Сломается, допустим, лифт – верхние жильцы в ужасе топают ногами, а ему, Ситникову, хоть бы хны: сидит у окошка да посмеивается. Верхние, глядя на это свинство, сильно расстраивались и вздыхали: «Видали? Нашему-то опять пропёрло! Вот ведь, твою мать!»
И только один раз Ситникову не повезло. На него упала люлька с двумя толстыми бабами, красившими окна в девятом этаже дома, что как раз напротив ситниковского. И Ситников погиб.
А как обернулось всё дело и что сталось с бабами – неизвестно.
ОСКОЛОК ТРЕТИЙ. ЗАКОНОМЕРНОСТЬ
В печально знаменитом городе Суйске не так давно проживало четверо приятелей. А именно: Разумовский, Шиловский, Глазуновский и Пожарский. Были они все, как один, приличными гражданами и ничего худого за ними не водилось. Ходили, правда, слухи, что Разумовский в своё время каким-то боком был причастен к той некрасивой истории с досками (помните?), но это, повторяю, только слухи, фактов нет никаких и Разумовского тогда освободили непосредственно в зале суда.
Но суть не в этом.
А в том, что как раз Разумовский и являлся организатором и вдохновителем того небольшого, но сплочённого коллектива единомышленников, кой и составляли вышеупомянутые граждане. Он у них был за старшего. А чем именно занимались эти четверо – непонятно.
И вот однажды по городу распространилось известие, что Разумовский умер. Причина смерти не сообщалась. Троих оставшихся эта новость застала врасплох. Сидят, представьте, три товарища, играют преспокойно в штосс, и вдруг, как гром среди ясного неба – скорбная весть: ваш-то, мол, скапустился!
Друзья немедленно прекратили игру, выскочили из-за стола и уже устремились к выходу, как вдруг между ними произошла маленькая размолвка. (А из-за чего вышла размолвка, я, по понятным причинам, умолчу).
Доподлинно не известно, что и как там происходило, но в итоге к выходу проследовали только двое: Шиловский остался на месте, пригвождённый к зелёному столу огромным сапожным шилом, которое Пожарский всегда носил при себе, в левом кармане пиджака.
Двое, выбежав на улицу, кинулись к стоящему за углом таксомотору, причём Глазуновский кинулся первым. Это его и сгубило: на высокой скорости огибая угол, он выскочил прямо на идущего навстречу пожилого гражданина, который нёс зачем-то на плече металлическую трубу малого диаметра. На эту-то трубу и налетел Глазуновский. Правым глазом. Пронзив глаз, труба вошла в головной мозг, да так там и застряла. Кстати, фамилия пожилого гражданина, нёсшего проклятую трубу – Трубецкой.
Оставшись один, Пожарский запрыгнул в таксомотор, назвал адрес и машина, рванув с места, умчала его прочь.
Умчать-то она его умчала, но вот вопрос: куда? На похоронах он так и не появился, домой не вернулся, и вообще его больше никто никогда не видел, – гражданин Пожарский как в воду канул.
И только спустя год, во время знаменитого суйского пожара, уничтожившего чуть не половину города, его обугленный труп обнаружился на пепелище городской бани. А вот шофёр машины так ни где и не обнаружился и его фамилия, к сожалению, осталась невыясненной.
К слову сказать, никаких похорон в тот день не было. И на следующий тоже. Оказывается, Разумовский вовсе не умер, – он просто задержался дольше обычного у одной своей знакомой, а его старенькая бабушка раньше времени забила тревогу.
Тем не менее, узнав о судьбе своих друзей, Разумовский затосковал и от горя тронулся умом. Проще говоря, у него случилось помутнение разума. Сейчас он находится в клинике, и, говорят, уже пошёл на поправку.
ОСКОЛОК ЧЕТВЕРТЫЙ. ШКУРА
Двое не поделили шкуру мамонта. Строго говоря, к мамонту эта шкура не имела никакого отношения. Да и не шкура это вовсе! Не шкура, а просто старое драное одеяло, всеми забытое и покинутое. Но эти двое были почему-то уверены, что это именно шкура мамонта. Они даже придушили одного прохожего, сунувшегося было к ним с упрёками.
Так вот, не поделив шкуру, они повели за неё борьбу. И второй начал одолевать первого. Тогда первый сделал так: выпустил свой конец шкуры, нехорошо улыбнулся, огляделся по сторонам и взял в левую руку черенок от лопаты, валявшийся тут же. А правой стал подманивать к себе наглеца.
Второй, оставшись таким образом единственным владельцем шкуры, не долго думая, показал противнику спину и дал, как говорится, ходу. Первый ринулся в погоню, настиг владельца и со всего маху хлопнул того толстенным черенком по худой спине. Но промахнулся и попал себе в лоб.
Второй, убежав от преследователя, завернулся в шкуру, возомнил себя Аттилой, сошёл с ума и пошёл по миру.
А первый пошёл на курсы гитаристов. Теперь он каждый вечер играет в ресторане «Прибой» и, по слухам, здорово зашибает.
ОСКОЛОК ПЯТЫЙ. ИСПРАВИЛСЯ
Андрюха Сидоров страдал неуёмностью натуры. Был он подвижен и стремителен до крайности и целыми днями носился, как угорелый, по городу, неожиданно возникая то в одном месте, то в другом. А то и в двух местах одновременно. И при этом ещё обладал колоссальным чувством юмора. Плюс умением выходить сухим из воды.
В силу вышеперечисленного, Андрюха постоянно держал руку на пульсе и всегда поспевал вовремя: придавит ли камушком старушку, потонет ли в городском пруду старичок – Андрюха тут как тут! Всех растолкает, камушек откатит, бабушке на груди ручки сложит, постоит с минуту, помолчит и бежит дальше – дедушку вылавливать.
Необходимо заметить, что была у Андрюхи одна особенность: он всегда носил с собой такую небольшую стремяночку, такую раздвижную лесенку, какой обычно пользуются электрики. Но ведь он-то никакой не электрик! Он просто – Андрюха Сидоров!
И вот, не будучи электриком, Андрюха всё же таскал за собою эту самую лесенку, всем своим видом как бы говоря: «Таскал и буду таскать!» Люди, глядя на это, терялись в догадках и завидовали: «Да что он, мерзавец, о себе возомнил! Чего ему, подлецу, надо?» Но спросить напрямик не решались. Ещё бы!
Таскался, значит, Андрюха с этой стремянкой, таскался – и дотаскался!
Однажды ему строго указали: мол, что ты всё таскаешься? мол, что ещё за фокусы? и вообще – зачем? Андрюха в ответ промолчал, почесал живот и мстительно посмотрел на указавших. Однако исправился и стремянку свою боле не трогал никогда.
Теперь он бегает с газовым ключом и при встрече с указавшими всегда любит прихвастнуть: «Смотрите, я исправился!»
ОСКОЛОК ШЕСТОЙ. СПЛЕТЕНИЕ
Товарищу Подмышкину приснился дурной сон: будто бы он, Подмышкин, сидит на кровати в комнате с белыми стенами и в белой же одежде. Сидит и чего-то ждёт. А чего – и сам не знает. Подмышкину стало очень тоскливо, и он захотел проснуться. Но не смог.
Тогда он (не собственно Подмышкин, а тот, которого он видит во сне) вскочил с кровати и стал шарить руками по белым стенам, в надежде найти дверь, окно или вообще хоть какой-нибудь выход или отверстие.
К своему удивлению, он его быстро обнаружил: маленькое кругленькое окошко, расположенное как раз под кроватью. Распластавшись на животе, Подмышкин втиснулся под кровать и сунул голову в окошко. И сейчас же получил страшный удар прямо в зубы. От которого благополучно проснулся.
Проснувшись, Подмышкин (уже не тот, которого он видел во сне, а собственно товарищ Подмышкин) произнёс «мама» и взялся за зубы. Взялся – и обомлел: а зубов-то и нет!
Описанный случай наглядно показывает нам, как тесно порой сплетается прошлое и настоящее, и что ожидает человека, рискнувшего заглянуть в будущее.
ОСКОЛОК СЕДЬМОЙ. ВЫЗОВ
Алексей Жуков сделал Судьбе вызов. Бросил, так сказать, ей перчатку!
Если быть точнее, эту перчатку он, конечно же, не бросил, а просто обронил в гастрономе
«Пушкин», когда покупал там полкило слабосолёной сельди.
Здесь же помимо сельди Алексей Жуков закупил: батон «Боткинской» колбасы (холодного копчения), семьсот граммов свиной рульки (свежая, только что завезли) и один килограмм квашеной капусты (у бабы с грязными ногтями и поломанным носом). Все эти покупки он аккуратнейшим образом уложил в просторную холщовую сумку (синюю, в белую клетку). Причём в момент укладки в сумке что-то приятно звякнуло, и всем сразу стало ясно, что перед этим Алексей заходил ещё кой куда.
Возникает вопрос: неужели Жуков намерен употребить все эти припасы сам, в одно, так сказать, лицо? Хотя, судя по лицу, для него это – раз плюнуть (точнее, глотнуть)!
Но именно сегодня Алексей как раз и не будет пировать в одиночку, потому что сегодня у него – день рождения! И вечером придут гости, и до утра не смолкнет музыка, и будут танцы, и Алексей будет пьяный и ещё много чего будет! (Кстати, сколько ему исполняется – он и сам толком не знает.)
Итак, основательно закупившись, Жуков двинулся восвояси, а левая его перчатка (кожаная, на шерстяной подкладке) осталась на грязном полу гастронома «Пушкин», откуда её в скором времени и подобрали. А кто именно подобрал – иди знай! (Подозрение, естественно, падает на бабу с поломанным носом.)
И вот Жуков, не ведающий пока о своём горе, посвистывая и на ходу расстёгивая пальто (драповое, в рубчик), подошёл к двери и опустил левую руку в карман, чтобы достать ключ...
Я не стану описывать то, что за этим последовало. Это неописуемо. Замечу только, что примерно две недели спустя (а если точно – ровно через пятнадцать суток) Жуков подал заявление об изменении своей фамилии на другую, где в графе «причина» нарисовал большого чёрного жука.
Вот как бывает в жизни: человек бросил вызов Судьбе, а она его не заметила. Плюс ко всему, теперь Алексей Жуков вынужден носить неприличную фамилию – Бабинов.
ОСКОЛОК ВОСЬМОЙ. КУ-КУ
Часовщик Иван Соломонович Сазон, гуляя по лесу, наступил на кукушку. Сделал он это, ясное дело, не нарочно, так как человеком был тихим и скромным и в жизни своей мухи не обидел, не говоря уже о более крупном животном.
А тут взял и раздавил целую птицу!
Главное, произошло всё очень быстро: идёт, представьте себе, по лесной тропинке часовщик, наслаждается небывалыми красотами, вдыхает полною грудью и вдруг р-раз – из кустов ему на перерез выбегает кукушка! Иван Соломонович «ку-ку» не успел сказать, как несчастный лесной житель оказался у него под ногами. Хлоп – готово!
От неожиданности едва не слетев с копыт, дядя Ваня схватился за сердце, глянул вниз и увидел, что из-под его правого бота торчит кукушечья голова с вылупленными, совершенно безумными глазами. Голова скосила левый глаз на часовщика и отчётливо произнесла: «Шухер!»
Несколько позже трое грибников с интересом наблюдали, как из лесу пулей вылетел опрятный гражданин в высокой каракулевой папахе. Присмотревшись, грибники определили, что это не папаха, а дыбом стоящие волосы. Выскочив на дорогу, гражданин развил невероятную скорость и взял курс в направлении города.
А утром следующего дня на двери одной часовой мастерской появилась бумажка: «Ушёл за фурнитурой. Буду в 16». Вот и всё.
Да, кстати, в этот же день, на другом конце страны, около четырёх часов пополудни, был задержан некий неизвестный при попытке перехода государственной границы с грузом золота. Документов, удостоверяющих личность, он при себе не имел. А на вопрос «Как ваша фамилия?», неизвестный, скосив глаза влево, чётко и внятно ответил: «Ку-ку-у-у!»
ОСКОЛОК ДЕВЯТЫЙ (И ПОСЛЕДНИЙ). СМЫЛСЯ
Майор Вдовин был человек мрачный. Редко можно было видеть его улыбающимся, не говоря уже – смеющимся. Шуток он не любил, не понимал их и не шутил никогда. Даже во время традиционных пятничных попоек, когда, казалось бы, можно расслабиться и поболтать о том, о сём, он оставался таким, как и всегда, всё больше молчал, отделываясь односложными фразами типа: «да неужели?» или «ну-ну». Лет ему было сорок один, он был женат вторым браком. Детей не имел.
Словом – мрачный.
И вот в один прекрасный день этот мрачный человек преобразился: стал непривычно разговорчив и даже пытался шутить.
– Товарищ майор, сигареткой не угостите?
Майор Вдовин на секунду задумался, прищурил левый глаз и вдруг расплылся в улыбке:
– А тебе какую, сынок, с фильтром или без фильтра?
Солдат был не наглый:
– Можно без фильтра, товарищ майор.
Майор Вдовин достал пачку, вынул из неё сигарету (с фильтром) и поступил следующим образом: прищурил правый глаз, аккуратно отломил фильтр, сунул его в карман, а оставшуюся часть сигареты протянул солдату. И со значением широко распахнул глаза.
Проделав всё это, майор Вдовин, чрезвычайно довольный собой, направился прямиком в свой кабинет, взялся за телефон, накрутил никому неизвестный номер и сказал в трубку всего одно слово:
– Вечером.
Положив трубку, он громко расхохотался и подмигнул висевшему на стене портрету знаменитого врача.
Тут Вдовину почудилось, что будто бы кто-то больно ткнул его указательным пальцем под левую лопатку. Резко обернувшись, он конечно же никого не увидел, так как и видеть было некого: кабинет-то пуст! При этом глаза майора имели выражение хитрое.
Вечером майор Вдовин сидел дома на диване и рассказывал свою сегодняшнюю шутку супруге, курил, щурился и смеялся. Глаза его блестели неподдельной радостью и счастьем. Кроме того, в этих глазах, где-то в самой глубине, было ещё что-то. А что именно – никто не знает.
Супруга тоже улыбалась, проводила рукою по майорским волосам и ласково называла его «Коля». Затем она ушла в кухню, откуда через время позвала мужа ужинать.
Майор Вдовин, всё ещё посмеиваясь, пошёл на зов жены, но по пути зачем-то свернул в уборную. Там, закрывшись, встал двумя ногами в унитаз, мечтательно закрыл глаза, широко улыбнулся и взялся за рычажок. Через секунду он исчез – попросту смылся, оставив после себя только неразборчивое бормотание в трубах.
9 – 19 сентября 2004 г.
г. Североморск
Здорово!