Психологические очерки Проза: Повести

Содержание:
• Открытое письмо матери
• Житие поэта
• Опыт виртуального общения
• Кролики - это не только...
• Круг
• Мистификатор
• То самое
• Федорино горе


ОТКРЫТОЕ ПИСЬМО МАТЕРИ

"Социофобия"*... Такой диагноз мне поставил вчера психолог. Ты знаешь меня с момента рождения, мама - скажи, как вышло так, что от природы общительная девочка стала такой?
Не отводи взгляд и не придумывай на ходу версий. Я изложу тебе свою.
...Помнишь, мне было 10 лет - и в нашем районе объявился маньяк? Ты впадала в состояние шока каждый раз, когда я, заболтавшись на углу дома с подругой, запаздывала на 10-15 минут домой... В тебе поселился страх за мою жизнь - и ты заразила им меня. Твой рассказ о тех зверствах, которые совершает убийца по отношению к своим жертвам - запиши я его тогда - легко мог бы стать хорошим материалом для триллера. Но я была всего лишь испуганной до смерти девочкой, которая слушала тебя, широко раскрыв глаза и представляя себя в роли жертвы... Тебе нравился этот страх - ты знала, что отныне я никогда не отвечу на "подозрительный" вопрос прохожего:"Который час?", а поспешу ретироваться; никогда не рискну помочь пожилой женщине поднести сумку до ее дома, потому что там, в глухом подъезде, меня может поджидать "опасность"... Опасность была повсюду - и я ждала беды из-за каждого угла.

Что же, мама... мы дождались ее оттуда, откуда и не ждали. Меня - нет. Я - только ник. Зато теперь ты можешь быть спокойна - твои призрачные маньяки убивают и насилуют в реальной жизни, а в сети, где я живу, они пишут пронзительно-искренние отзывы на мои творения... Творения больного рассудка.

Да-да, мама. Они могут их оценить, потому что я мало чем от них отличаюсь. Ты заспиртовала мою жизнь - в ней нет инфекций, потому что я пью только из своих стаканов; в ней не падают самолеты, потому что я редко выхожу из нашей квартиры; и я не подвержена "дурному" влиянию, ведь к нам вхожи лишь те мои приятели, которые смогли стать (или притвориться) и твоими тоже.

... Тебе всегда - сколько себя помню - было за меня неловко. Отчего-то тебе казалось, что все самые нелепые случайности, которые могут произойти в жизни каждого - исключительно моя привилегия. "Только с тобой могло такое случиться!" - слышала я сверху твой голос, когда, растянувшись на обледенелой мостовой, делала робкие попытки встать. И при этом недоумевала - зачем вставать, если я обречена, запрограммирована тобою на повторное "падение"? И это случалось!"Только ты могла ляпнуть такое в гостях!", "Ставьте фужеры от нее подальше, у нее руки не из того места растут!", "Девчонки, следите за ней, когда пойдете через проезжую часть - она
такая рассеянная, вся в себе!"... И они бесконечно "следили" за мной - вместо того, чтобы дружить. А можно ли уважать недееспособного?

А взросление? Вспомни этот период, когда от каждого лета я ждала чего-то нового, и уезжала на отдых с бессовестно-откровенной установкой: воплотить в жизнь мой девический параноидально-романтический бред! Я была готова делать свои ошибки, я - не смотря на все твои усилия "продезинфицировать" все вокруг меня - была открыта миру и людям! И тебе. В этом-то и была моя ошибка.

Что ты могла ответить мне на мои откровения?! "Он взял тебя за локоть? Господи, ты такая угловатая! И на коленях держал? Представляю, как ты ему косточками своими больно сделала. Хоть не позорься - на руки-то не садись!" "Сними срочно эту юбку. Тебе нельзя открывать ноги, пока не поправятся..." Ты знала: они никогда не поправятся,это такая конституция, но тебя это мало заботило. Ты охотно передавала мне "отзывы" тетушек-соседок о том, что твоя дочь "такая худенькая и цвет лица нездровый", и сама не раз с задумчивой грустью глядя на меня, говорила:"Ну почему ты у меня такая? Вон у (дальше шел список из десятка имен) - какие фигурки! Какие грудки! Куколки просто!".

И я уверовала, что мне не дано. Вздрагивала от каждого прикосновения мужчины, и меня постоянно преследовало ощущение, что я зачумленная...

А чуть позже, когда нашлись охотники бороться с поселившейся во мне неуверенностью - ты и этому "феномену" нашла разумное объяснение: "Это не может быть серьезно... Он просто над тобой смеется!", "А что ему остается - ведь больше, кроме тебя, он никому не нужен!", "По-моему, с таким встречаться - себя не уважать" и т. д. Ты знала, что обостренное чувство собственного достоинства, которое сохранялось во мне вопреки всему, завершит начатое тобой. Твои слова проникали в меня медленным ядом - и я расставалась с людьми, не успевая построить с ними хоть что-то, отдаленно напоминающее отношения...
А потом ты резко "опомнилась" - и запела иные песни. Ты дала мне полную свободу выбора, и даже время от времени "подгоняла" мне "женихов"... Только знаешь - я уже потеряла вкус жизни. Момент был безнадежно упущен.

И самое обидное во всем этом - то, что никто не любит меня так, как ты. Я знаю, что куда бы я не шла - неизбежно упрусь в тебя, как в тупик. Ведь все то, что ты делала - ты делала только для меня. Просто я родилась чересчур ранимой и восприимчивой - а ты углядела в этом ущербность. Могу ли я теперь упрекать тебя за то, что ты так рьяно взялась меня опекать?

Мы будем стареть с тобой вместе, я навсегда останусь только твоей, мама. Если, конечно, не разучусь откликаться на свое имя, блуждая по бесконечным коридорам интернета, где похоронена моя жизнь. Жизнь, которую я могла бы прожить в реальности...
Но есть вещь, которую я никогда не позволю тебе сделать. Я не дам тебе убить во мне Поэта. "Ты слишком выдаешь себя, так нельзя! - капризничаешь ты, выслушивая очередной мой "шедевр" - О чем ты пишешь? Любой, кто это прочтет, решит, что ты одинокая, никому не нужная..."

А что мне остается, мама, если все это правда? Если я не нужна даже себе самой?
Тебе снова за меня неловко... Понимаю. Признать, что твоя дочь - моральный урод, нелегко.
Знаешь, я никогда не стану матерью.
_____________
* Социофобия - боязнь общения.


ЖИТИЕ ПОЭТА

Запнувшись о кипу посеревших от времени книг, еще вчера служивших столом, поэт вполголоса выругался. Кипа рухнула на пол и тут же пропиталась какой-то жидкостью. "Наверное, кеглю пива вчера разлили," - подумал он и переступил с ноги на ногу: так и есть, на полу влага.

Слева в ворохе одеял кто-то храпел. Поэт не знал, кто именно, но был уверен, что это один из них - тех, кто так любит жить на халяву и считает, что все им должны. Впрочем, для временого избавления от одиночества такие годились: с ними всегда можно было душевно поговорить за жизнь, излив все накопившееся раздражение. А они вызывали его, как хорошее рвотное. Наутро эти случайные исчезали, едва кинув исподлобья пару стандартных фраз, или молча бежали за повторной бутылкой. По крайней мере, не напрягали. Только однажды, года два назад один такой перец подчистил квартиру, захватив с собой немудреные плоды цивилизации, доставшиеся поэту от сердобольной родни, чем еще раз подтвердил, что жизнь - дерьмо.

Где-то вдали лилась вода, и ее барабанная дробь колокольным звоном отзывалась в голове. Боль отдавала в левый коренной зуб - тот самый, что ныл, не переставая, последние две недели, даруя ощущение гармонии духа и тела. На улицу выходить не хотелось - а все зубные врачи мира находились именно там, за толстыми стеклами не распаковывающихся даже летом окон, и чтобы пройти к ним, нужно было вляпаться во множество осенних луж, раздавить миллион дождевых червей, а для начала - просто посмотреться в зеркало. А этого уже давно не хотелось.

Хотелось пить. Прошлепав босиком к кухне, поэт с удивлением отметил, что пивная лужа - огромна. Она растеклась до самой кухонной двери, которую почему-то стало страшно открывать. Звук льющейся воды вдруг оборвался, и в недрах черепной коробки он услышал шипение - будто кто-то настраивал неведомую радиостанцию. С ним бывало такое - собственные мысли вступали с ним в диалог, и имели при этом довольно вредную привычку орать на ухо в самый неподходящий момент, заглушая все остальное. Сейчас же был только этот шум, сквозь который пробивались едва ощутимые импульсы-сигналы: не входи! Иди спать! Но он уже повернул ручку двери, и...

... вода хлестала через край ржавой металлической раковины, затопляя все большее и большее пространство. Он кинулся к кранам и принялся вертеть их из стороны в стороны. Шипение прекратилось, и послышался голос - в этот раз на редкость спокойный, назидательный:
- Брось - бесполезно. Отойди от крана!

Началось. Сейчас ему будут приходить строчки, а он не сможет их не записать. Как-то раз он попытался увильнуть от этого - и потом год ничего не мог из себя выжать. Типа наказание.
Но в данный момент это было сосвем не к месту. Поэт поморщился и послал невидимому собеседнику импульс-ответ:
- Ну не сейчас же! Видишь - у меня потоп!
Голос меленько захихикал:
- Потоп!... вот именно, что потоп! И спасется не каждый - надо отметить... Бери бумажку - вон, хотя бы из-под курицы вчерашней... карандашик... карандашик сказал, а не ручку! ручка на жирном не пишет... И пиши.... выводи буковки аккуратно, чтобы потом и на трезвяк, и по пьяни одинаково хорошо разбирал...

Поэта затошнило. "Странно, - подумал он. - Раньше он мне только вопросы задавал, а я записывал свои ответы, а теперь он хочет диктовать..."
- Дурак ты, - импульс был каким-то печально-обреченным, - а дуракам диктовать надо.
Поэт вздрогнул. Он не ожидал, что его мысли будут услышаны.
- Я не посылал тебе импульса! - нервно огрызнулся он. - Как ты узнал?

Поэт поклялся, что услышал тяжелый вздох. Он даже обернулся, сам не поверив в это. Раньше голос никогда не позволял себе такой лирики.
- Вот все вы такие, - наконец услышал он. - Думаете, что ваши мысли принадлежат вам, и только вам. А говорить со мной можете, когда вам вздумается и о чем вы хотите - я вам что, джинн, что ли? А в другие моменты - там, когда нажираетесь до безобразия или с девками случайными по подворотням шатаетесь- типа отдыхай, джинн?

Поэт хотел возразить, что вообще-то он никого не звал в голову, и если уж эта сущность поселилась там, так надо бы ей быть покорректней... но потом понял, что нет смысла слать импульс - мысль оказывается понятой этой сущности раньше, чем пошлется, да что там - раньше, чем сам успеешь ее подумать. Лихо!
- Вот ты вчера - о чем разглагольствовал за чарочкой? - не унимался голос. - Ты говорил, что ты... собеседник Бога! То есть - на равных! Да? Типа мне интересно, что ты тут думаешь о том- о сем, да? Ну надо же так заливать! Скажу по секрету: все я про вас знаю! Только вы про себя ни черта... то есть, я хотел сказать - ничего не знаете! Вот и пытаюсь до вас, блин, это донести!
Поэт внимал. Мысленно стенографировал, можно сказать. Ждал сверхистины.

- А че ты притих? - продолжал голос раздраженно. - Ты секи, секи фишку: с чего это поэты все ваши, кого вы талантами зовете да чьими афишками клубы обвешиваете - вроде в стихах люди как люди - добрые, искренние, пронзительные даже, а на деле... Типа " Не режь мне сердце на куски..." - а сами - кидают по-черному. Типа: "Совести червь грызет..." - а сами зенки зальют, и спит у них совесть - а вот гордыня-то, гордыня прет! Оттого и дерьмо они как люди, все через эту гордыню. А теперь подумай - если бы я им вопросы задавал, а они мне отвечали - они бы такое искусство падальное вам развернули на базе душонок-то своих низких! А у вас оно это... гуманное в основном. Даже когда про мразь какую пишете - все с оттенком совестливости, все с самобичеваниями и привываниями... Это я все! Ни слова вашего!

Поэт хотел было возразить, что иногда ему и впрямь бывает стыдно, и совесть, и все дела - не только на бумаге, но эта мысль почему-то не дошла до голоса. По крайней мере, он не ответил - может, проигнорировал. Странный он сегодня - строчки диктовать так и не начал, а те, что процитировал... какие-то затасканные... Низшей пробы.

- Ну хорошо... Ладно... Допустим, ты прав. - устало вздохнул поэт и нерешительно покосился на лист: - Давай. Диктуй, что ли.

Ответа не последовало. Поэт кинул взгляд на кран. Вода прекратила хлестать, и теперь было легко определить причину аварии: пробка от раковины была забита бычками. "Отошел он, что ли? Нашел время в прятки играть. Пойду спать..." - подумал было поэт, но тут голос вернулся - и звучал на этот раз как-то особенно испуганно и торопливо, словно боялся упустить собеседника.

- А вот допустим, почему я выбираю таких вот опустившихся да морально нечистых для того, чтобы им истину нашептывать - не знаешь? Почему мне не выбрать более или менее праведных - относительно, конечно...

- Ну почему? - уныло спросил поэт. Надо бы вспомнить, что вчера курили - с водяры таких душеспасительных бесед никогда не бывало...

- Потому что вас легче сломать. Те, что покрепче - праведники-то - они изначально не такие ранимые, поэтому соблазны мира сего.. ну там - водяра, женщины, ты понимаешь - не для них. А вот ранимые-то дерьмом в итоге и оказываются - бегут от себя, ни за кого ответственности не несут- тяжела для них эта ноша, и опускаются. Чаще всего вот как ты - через человеконенавистничество... А как опустился такой человек - он мой клиент. Своего-то ничего нет у него, никакой основы - он знает, как нельзя жить, а как можно - еще не знает, тут я еще поднажму... спровоцирую пару ситуаций - чтобы друзья отвернулись, жена ушла, с деньгами не везло... обострю - глядишь - человек и не человек уже, а овощ. Даже если мыслить он еще и способен - пользы хоть кому-то принести - уже нет. Тут-то я этот материал некудышный и подхватываю - овощу-то несложно в уста что угодно вложить. Я и вкладываю... добро. А те, что пользу в миру несут - они покрепче будут. Знают потому что, для чего живут, и миссия у них совсем иная. А стихи вот - плохие выходят у них. Без искринки, без мыслей особых. Другому жизнь посвящают - действенному. Каждому свое. Тебе вот - меня слушать...

Поэт почувствовал, как к горлу комом подкатывает раздражение. Этот голос его конкретно бесил. На фига, спрашивается, поэту такая богоизбранность? Что же это значит: думает человек, что сверхсилой наделен, сверхталантом, а она, сила эта, попросту его имеет? Использует, сперва заставив прогнуться?
Попытался крест нательный нащупать - ну, думает, сорву - не нужен мне такой пахан, такая крыша! - а нет его. Потерял, видимо, в один из последних дней - где-то тут, на полу, небось, лежит.

- Ты... - сквозь зубы, со злостью и почему-то уже вслух процедил поэт и даже стукнул кулаком по столу. - Ну-ка дуй отсюда! Мне ведь - и выкинуться не слабо... Сдохнешь у меня в голове, падла!
Будто услышав его, приветливо распахнулось окно. Паралон, с незапамятных времен скрывающий оконные щели, повалился на подоконник. В кухню ворвался холодный ветер, подхватил со стола листок и закружил его. Краем глаза поэт успел заметить, что бумага уже измарана двумя строчками. "Откровение" - мелькнуло в голове, и он кинулся ловить этот клочок. Листок долго не поддавался: норовил улизнуть на улицу и смешаться с осенней листвой, но почему-то всякий раз, отлетев на пару-тройку метров от окна, возвращался, словно ручной птенец. Наконец, ухватив его за краешек, поэт прочитал нечто, запечатленное его собственным почерком. Всего две строчки:

"Не режь мне сердце на куски,
Совести червь грызет..."

Внизу красовалась улыбающаяся рожица.

Сзади послышался шорох, и поэт резко обернулся, готовый кинуться на любого, кто войдет. Но в дверях стоял всего лишь вчерашний собутыльник в цветастых, необъятных размеров семейных трусах и виновато почесывал волосатый живот:

- Я того... наверное, пополз уже... Забери вот это... - замялся он. - Выигрыш он, конечно, выигрыш, и про то, что все мы - вселенные в себе, это ты вчера круто заливал... но как-то это... слишком, что ли - крестик все-таки...


ОПЫТ ВИРТУАЛЬНОГО ОБЩЕНИЯ

1.

"Я задыхаюсь от одиночества..." Пафосно-то как! а если и правда - задыхаюсь? Если на этой чертовой земле нет никого, кто по настоящему бы меня понимал? Они топчатся вокруг меня, суетятся, советуют мне, как поступать (как ИМ удобней, чтоб я поступала) - и даже не представляют себе, как я далеко от них нахожусь, когда согласно киваю им и даже (иногда!) даю увлечь себя в это непролазное болото, в этот убивающий все поэтичное БЫТ.

"Ты был для меня..." Всем? Он бы не поверил! Ни за что бы не поверил, тем более что я никогда его не видела, да и он меня... Разве у этих взрослых , досрочно постаревших, бывает так? Бывает, чтобы письма - обычные электронные письма, приходящие из другой страны - обретали плоть, направляли, давали силы жить?

"Наверное, ты считаешь меня пустой мечтательницей..." "Да нет же, не считает! - тут же обрываю себя на полуслове и стираю только что отображенную на холодно-голубоватом экране фразу. - Все гораздо хуже - он видел во всем моем искреннем лишь уловки. Он - взрослый, а значит он не может верить . Он слишком много встречал иного..." Становится ужасно стыдно. Последний раз я испытывала похожее чувство, когда ждала у ночного клуба подругу и меня приняли за проститутку...

"Я знаю: ты добрый, благородный - такой, каким предстаешь на страницах своих повестей, в изысканных интонациях своих стихов! Когда ты творишь - ты не лицедей!" И крепко задумываюсь. А не наоборот ли? Каким бы рыцарем он не выступал в своих произведениях - что мы имели на деле-то? Он жаловался мне на своих бывших муз (при этом стихи, им посвященные, ничуть не блекли в моем восторженном восприятии), сочно и смачно, с гурманским размахом расписывал особенности своего меню, не потрудившись представить, как растравляет при этом мое воображение (прекрасно зная, что мне вряд ли удастся все это когда-либо отведать), высылал мне фото своих любовниц с недвусмысленными комментариями - даже тогда, когда переписка стала слишком реальной и у обоих возникла потребность в личной встрече... Самолюбование! Только лишь - самолюбование капризного, недовольного своей жизнью мальчика, удовлетворение амбиций... Стираю написанное - и будто расстаюсь с частицей себя. Как он смог так глубоко войти?

"Я разгадала тебя - ты эгоист. Но как тяжело, как больно прощаться с ТЕМ, кого я себе вообразила! Наверное, если бы я приехала к тебе, я бы быстро избавилась от иллюзий и прощалась бы с тобой уже освобожденная. Приговор бы был вынесен. А сейчас, когда от тебя уже три недели нет писем - остается предательский росток надежды - а вдруг ты не так плох? Кто ты? За четыре месяца общения я так и не поняла... И что прикажешь делать с твоими письмами, которые любовно хранятся в моем ящике и уже на данный момент составляют толстенный талмуд? Я их перечитываю каждый день..." Стоп! А почему я их перечитываю каждый день? Уж не потому ли, что в каждом я предстаю как "изысканно-утонченная, талантливая девочка" и "любимый кузнечик"? Не потому ли, что мне важно было слышать именно это, а прочее просто ускользало от меня? Так можно ли винить его за что-либо, если самой мне было важно лишь это его обожание! Если я не потрудилась за все это время узнать - чем он живет? Мне было важно самоутвердиться за счет его (ему, впрочем, это было не в тягость) - так я должна была дать ему право самоутвердиться за счет себя! Не надо было показывать ему, КАКУЮ власть он имеет надо мной. Не надо было так буйно реагировать на фото его новой пассии! В конце концов, у стареющего писателя осталось не так много шансов поймать "солнечного зайчика" юности - надо было за него порадоваться, а не закатывать почти семейную сцену...

И все было бы честно. Мы бы продолжали общаться - по-взрослому .

"Не хочу по-взрослому! Я люблю тебя так, как можно любить на расстоянии, той надуманно-идеализированной любовью, какой люблю, и не хочу больше анализировать, почему так вышло. Мне просто без тебя плохо! Я не выхожу из дому, мне все равно, что я ем, во что одеваюсь; когда звонит телефон, я боюсь подходить к нему, потому что знаю наверняка, что это не ты - ты немец, ты никогда не позвонишь без предупреждения и во внеурочный час... А как мне бы хотелось просто тебя услышать!
Но если бы ты даже и позвонил - натолкнулся бы на полную мою холодность. Сейчас уже поздно что-либо переигрывать. Знаешь, мне кажется, я повзрослела. И ты никогда не узнаешь ничего об этом письме и о моей слабости, носящей твое имя."

... На сегодня, кажется, хватит... Я пообщалась с моим любимым посредством длинного монолога, и папка "Черновики" в моем почтовом ящике пополнится еще одним неотправленным письмом, двадцатым по счету с момента нашей ссоры. Обычно меня успокаивает этот милый самообман, но сегодня что-то разволновалась не на шутку... Наверное, слишком глубоко копнула в попытке разгадать - кто ОН и кто Я.
Теперь можно залезть на его страничку... Зачем? Не знаю. Просто я четыре месяца подряд подключалась в это время к интернету, чтобы получить его письма. И сейчас чувствую - НАДО! А куда мне еще идти в этом бескрайнем и-нет пространстве? Только к нему. Может быть, он выкинул на сайт что-нибудь новенькое...

Страничка загружается... Строгое, благородное лицо (такой же точно портрет висит у меня на стенке). Его стихи...Почти все я знаю наизусть... Сегодня - ничего новенького. Надо забраться в "комментарии" - было бы здорово, если бы его кто-то похвалил - поярче, посочнее! Я представила бы, как ему приятно, когда он читает благостную рецензию - и мне бы стало хоть чуть-чуть теплее... Но что такое? Похоже, у моего поэта появилась постоянная читательница! Она оставила комментарий в стихах: манящий, дразнящий, про-во-ци-рующий! Но это ладно, это не страшно... На мои стихотворения, особенно чувственные, моему поэту посвященные, еще бесстыдней коментарии встречаются...

... И тут взгляд натыкается на Его ответ Ей. Это же практически строчки из его писем МНЕ! Почти теми же словами!... Те же интонации!...

Я заливаюсь недобрым смехом, который больше походит на истерику. Создается ощущение, что мне продали фальшивку по цене оригинала. Ремесленник всего лишь использовал ряд приемов, а мне они казались чем-то исключительным, предназначающемся только мне - и никому более! Коря себя за глупость, нажимаю на стихотворение, которое он в лучшие времена посвятил мне... ПОСВЯЩЕНИЕ УНИЧТОЖЕНО! Стихотворение обезличено. Меня нет. НАС нет.
Я в полной прострации... первая мысль - уничтожить все неотправленные письма, которые я писала ему, чтобы не казаться себе такой мелкой, такой ничтожной.
Уничтожаю. Становлюсь немного спокойней, но теперь их хочется стереть и из папки "Удаленные". А потом - о! у меня целый план! - выкинуть к черту распечатки всех его писем, фотографии, убрать со всех сайтов ему посвященные стихи, написать этой цыпочке, что нашему казанове не стоит доверять (да-да, по-стервозному испортить этому лгуну игру!)...

... но в папке "удаленные" нет тех самых писем. Где они? страшная догадка закрадывается в подсознание... Жму на "Отправленные"... Теперь мне остается только с разбегу - и из окна! Все до единого письма - слезливые, стервозные, покаянные, обвинительные, филосовско-самокопательные, включая последнее - "ушли" к адресату. Видимо, в волнении я что-то не так нажала, когда удаляла...

2.

Нет! Все было не так! Письма эти - все до одного - хранятся у меня в черновиках. Я повзрослела , а значит, потеряла способность приходить в столь сильное волнение, чтобы допустить такой промах. Но даже повзрослевшим нужно сочувствие читателей и.... нужно, в конце концов, чтобы адресат как-то об этих письмах узнал! Я писала это "произведение" в робкой надежде на то, что он зайдет на сайт, где я его размещу... Ведь мне так хочется еще раз САМОвыразиться - для него, САМОутвердиться - с его помощью!
А посему мне остается лишь просить прощения у читателей за то, что отняла у них время этим не шибко талантливым (но честным!) повествованием...
:-) :-( :-) :-( :-) :-( :-(:-(


КРОЛИКИ - ЭТО НЕ ТОЛЬКО...
(Из записок журналиста)

Я стою в толпе журналистов посреди недавно открывшегося супермаркета. Все вокруг излучает уверенность в завтрашнем дне - сытом и благоустроенном. Пестрые коробочки причудливой формы, изящные флакончики, деревянные бочочки с вином, мягкие игрушки - весь этот край изобилия действует магнетически. Кажется, пока ты здесь, тебе ничто не страшно. Наверное, поэтому покупатели не спешат выпадать из этой сказки и пользуются своим правом беспрепятственно любоваться ее интерьерами. И мечтать.
"А что если купить совсем чуть-чуть мидий? - слышу я голос справа... - Надо же когда-то попробовать..."
Оборачиваюсь и вижу - неопрятная полная женщина средних лет мечтательно смотрит на старушку, сосредоточенно копающуюся в кошельке... "С ума сошла! А потом - лапу сосать?" - бурчит та, и я чувствую, как медленно потухает огонек в глазах неопрятной, как мысленно перечеркиваются ею нафантазированные только что рецепты - один за другим... Впрочем, ненадолго - она кидается к другому прилавку и пытается уговорить консервативно настроенную мать на что-то попроще... Как ребенок прямо.
Перевожу взгляд на хозяина магазина... Он чувствует себя как рыба в воде и явно находится в эйфории. Размахивает руками, описывая перспективы развития супермаркета, шутит, делает молоденьким журналисткам комплименты... "Вы уж совсем-то не ругайте меня в своих журналах... " - кокетливо улыбается он, но отчего-то кажется, что ему глубоко наплевать на то, что там в очередной раз набрешут эти шавки-писаки. Они в свою очередь жадно ловят цифры, вылетающие из его уст, и фиксируют их - кто на диктофон, кто на бумагу... У них свои цели - выбить как можно больше конкретики, раскрутить директора на обнародование как можно более сенсационных данных. Это игра такая. Взрослая.
Зря я отвлеклась. Снова пролетела мимо премии.
Мы переходим в другой зал - "конфетно-кондитерский"... Ух и сладкий же ты, директор! Ну и хлюст! Прохвост просто! Почти купил... Интересно, это у тебя природное обаяние - или ты речь три часа перед зеркалом репетировал? "Ой, а это зачем?" - раздается голос самой молоденькой журналистки. Все взоры устремляются на нее. Глупенькая, правил не знает: нельзя перебивать директоров, когда они информацию расточают. Собьешь настроение - потом самой придется додумывать, что он там "говорил".... Но недоумение в глазах журналистской братии моментально сменяется умилением: девчонка нагнулась над клеткой с живым кроликом. На клетке - надпись "Кролик Пупсик." и чуть ниже - "Просьба кролика Пупсика конфетами "Золотой петушок" не кормить!" Чуть поодаль - попугай Ипполит, который отчего-то так же точно "не любит" конфеты "Рафаэлло" и рыбки, которые судя по отсутствию надписей на аквариуме, жрут все, что им дают.
Директор распрямляет плечи... чувствуется, что это его звездный час. "А это - кролик Пупсик! Я на него капусту списываю!" - и, с удовольствием наблюдая, как до нас доходит его шутка, добавляет:"25 килограмм уже списал!" "А если серьезно?" - в глазах девчонки - неподдельное любопытство. Дура. Не о кроликах же ты в экономических изданиях писать будешь! Хотя...
"А кролики - это не только ценный мех... - продолжает директор. - Это еще и денюшки. Детки, которые читать умеют, у мам спрашивают:"А почему Пупсика нельзя кормить конфетами?" А наш консультант тут же отвечает:"Потому что они такие вкусные, что Пупсик вечно ими объедается!" И в восьми случаях из десяти дитя "раскручивает"-таки родителей на эту покупку, будьте уверены! А в следующий раз дети сами просятся в этот магазин - как бы и магазин и зоопарк в одном флаконе... А они же - самые главные наши покупатели! Такую истерику иной раз закатят, что....попробуй не купи!"
Во время этой тирады к прилавку подходит пухленькая девочка лет пяти, одетая в миниатюрные джинсики, крошечные туфельки на небольших каблучках и топик на бретельках. А в волосах - точно такие же банты, какие на мне были когда-то.... Она "прилипает" к клетке с кроликом. В глазах - интерес и азарт. Кажется, еще немного - и начнет с ним разговаривать. Странно, что не задает взрослым никаких вопросов. Неправильный ребенок. И эти банты... в сочетании с прикидом... Ох уж эта мода наряжать детей как маленьких фотомоделей!
Размышляя таким образом, я все же ловлю отдельные фразы из того, о чем вещает директор. И вдруг слышу какой-то странный, казенно-безжизненный голос, явно неуместный в этой ситуации:" И на сколько процентов это животное позволяет увеличить объем продаж конфет?" Мне требуется не менее десяти секунд на то, чтобы понять, что это мой голос. И почему-то становится страшно.
"На 27,7% - весело "стреляет" в меня заготовленным ответом директор.
И страх уходит. Я гляжу на девочку. Она радостно улыбается кролику, и мне кажется, что он улыбается ей в ответ. Она счастлива, потому что не поняла смысла долетающей до нее беседы. А я счастлива, потому что добилась реальной цифры и смогу насытить теперь ею статью... Мой редактор будет мною доволен. Ровно на 27,7%.


КРУГ

Напряженная дрожь тамтамов. Невнятные, зловещие выкрики туземцев, их однообразно-гипнотическая скачка у костра.... Алое пламя то выхватывает, то вновь погружает в тьму непонятной формы иероглиф, начертанный на прибрежном песке. Но запертые в сарае пленники боятся задумываться о его значении и не хотят знать, что сегодня полнолуние. Они затаили дыхание перед завораживающей неизвестностью, и мысленно прощаются с жизнью, не отдавая еще пока себе отчета в том, что как раз сейчас и переживают ее самый сочный, ни с чем не сравнимый миг.
Жадно приникли к щели в сарае. Глаза жаждут зафиксировать последние кадры жизни. Красивые, смертоносные кадры. Завтра на этот берег медленно и лениво вползет рассвет, но они уже не увидят его. Сколько осталось: час, два?
Ни звука. Все слова обитают за пределами этого последнего пристанища, этой убогой хижины. Вне ее они могли скрывать что угодно - здесь все тщетно. Мертвое молчание выдает предательский страх. И жажду действия - суетливого, заранее обреченного, последнего...
Вдруг что-то меняется... Звук тантамов затихает, и рядом будто бы появляется кто-то третий... Нет. Это ей только показалось - на самом деле ОН просто повернулся к ней, покинув свой наблюдательный пункт. Странно, что это чувствуется - ведь темнота кромешная. Еще более странно, что ОНА делает шаг в эту темноту - интуитивно, как будто подчиняясь какой-то чужой воле. Протягивает руку ... удивительно, как безошибочно ОНА определила направление его протянутой руки! Ладонь в ладонь, легкое притяжение - и ОНА подается к нему уже всем телом... Тантамы вновь начинают свою медитативную дробь - или это уже стучит в висках? Кто бы ни был этот незнакомец, у них теперь есть нечто общее - то, чего не отнимет никто...
Дальше - полубеспамятство, закрытые глаза - и извечный магический ритуал. Жадная фиксация ощущений - и при этом полная потеря контроля над тем, что их вызывает... Что это - предсмертная агония или праздник вхождения в иной мир?
Сон? Да, конечно сон - иначе как объяснить первозданность того, что, казалось бы, познанно досконально?
Сотня глаз следит за происходящим извне... Теперь это племя не вымрет - их бог умилостивлен и будет покровительствовать продолжению рода. Он получил обычную для этого времени жертву.
Рассвет застигает ее врасплох. Он безжалостен - как топор палача. Резкий, раздражающий свет в лицо. Чужое тело рядом... Отчего-то хочется, чтобы оно оказалось бездыханным. Отчего? Силится вспомнить. Не получается. Постепенно начинают восстанавливаться события последних суток... ОНА отстала от экспедиции, задержавшись в хижине вождя местного племени. Ее интересовало значение часто встречающегося в хижинах этого племени иероглифа - заключенной в круг фигурки человечка с воздетыми вверх руками. Через переводчика ОНА спросила об этом вождя - и пригубила из странной посуды наподобие греческого кубка жидкость, напоминающую парное молоко - но ало-красного цвета... Дальше - провал.
Стоп! Специалисты характеризовали это племя как вполне безобидное... Не может быть!
ОНА чувствует, как пробиваются робкие ростки догадки - и вдруг ловит себя на мысли, что в сарае подозрительно светло. Маленькие оконца "темницы" распахнуты настежь, но основной поток лучей исходит из противоположного конца сарая, оттуда, где призывно распахнута дверь... Бежать!
Прямо из открытой двери она ныряет на ослепительно солнечный пляж. И ничто не будит ее воспоминаний. Вокруг - ни души. Не веря своему счастью, ОНА опускается на уже теплеющий песок и задумывается ни о чем. Отчего-то желание скрыться пропадает, ОНА просто смотрит на море, чутко вслушивается в шум прибоя и чертит что-то на песке. Из состояния прострации ее выводит прикосновение к плечам - легкое, почти как бриз. ОНА вздрагивает, резко оборачивается - и видит ЕГО. Загадку, которую страшно отгадывать. Ей неловко - опускает глаза. Взгляд натыкается на бессознательно начертанное... Знакомый сюжет - человечек в круге, воздевший руки к небу.
Спешит поделиться с ним изумленным взглядом - но его глаза цепко схватились за что-то вдали... Она следует за ними - и примерно в двадцати метрах замечает точно такой же рисунок - только значительно крупнее. Вдруг мелькнувшее воспоминание приковывает их взгляды друг к другу.
В них - неизбежность скорого прощания.. Немой разговор длится не более секунды, но кажется, что сказано все.
ОН обреченно смотрит на то, как ОНА медленно удаляется, постепенно тая, превращаясь в маленькую точечку - и исчезает за линией горизонта, оставляя его в кругу .


МИСТИФИКАТОР

Он был Великим Поэтом, Мистификатором, и где-то даже Богом. Богом - для как миниум сотни и-нетовских обитательниц,ожидающих его явления в электронных письмах. Он видел их как на ладони; они не видели его, но ощущали его присутствие; они не узнавали его под разными масками - да им этого было и не надо. Он давал каждой то, что казалось необходимостью, и незаметно высасывал из разомлевших "жертв" энергию. Причудливо трансформируясь у него в сознании, она давала импульс к творчеству - и из разрозненных осколочков характеров нет-нет да слагался цельный, становясь идеалом, будя неизведанные ранее ощущения... Слагался - срисовывался - и тут же рассыпался - в постоянном вращении калейдоскопа, насыщая своими кусочками вереницу еще не родившихся образов...

... В этот день Мистификатор вернулся с прогулки по парку в особенно гнусном настроении. Осень не баловала погодой и бестактно напоминала о возрасте своим примером преждевременного увядания. Вдохновение витало где-то вдали и не собиралось возвращаться. Поэтический калейдоскоп, казалось, исчерпал все возможные комбинации, но вместе с тем создавалось ощущение, что главная комбинация не найдена. Комбинация, после которой можно было бы закончить свой путь Поэта.

Движимый силой инерции, он с безразличным видом подошел к компьютеру и нажал кнопку включения. Машина заработала, и на мониторе высветилась привычная картинка - девушка в полупрозрачной белой накидке с разбросанными по плечам упругими светлыми локонами.

На рабочем столе располагалось несколько папок. Три из них были условно обозначены как "Прошлое", "Настоящее" и "Будущее". В первой находились "досье" на счастливиц, уже запечатленных в стихах - и навсегда "похороненых" гениальным вампиром. Другие две папки постоянно пополнялись - и составляли "золотой фонд", будущий материал для творчества. Материал, который вот уже месяц казался каким-то вторичным...

Запах тлена, казалось, преследовал его, когда, вопреки обыкновению, он шлепнул мышью по папке "Прошлое". Ему открылось бесконечное число файлов, и он стал наугад просматривать их...

... Вот милое полудетское личико - и такой же точно ник - Лолита. "Интересы: группа "Та-ту"... верховая езда... книги Толкиена... Психические характеристики: холерик, склонность к авантюризму (несовершеннолетняя!)... Уровень интеллекта - ниже среднего, сексуальный потенциал - выше среднего Запретные темы: нет. Знает меня под никами - Эльф, Очарованный Странник, Зара... Приоритет - Эльф."

... А вот - женщина в возрасте. Лицо несколько помятое, но в глазах все же светится какая-то утомленная надежда... "Интересы: театр... классическая музыка.... пикники... Психические характеристики: меланхолик, склонность к депрессиям... возможно насилие в семье... Уровень интеллекта - выше среднего. Сексуальный потенциал и его реализация - предположительно ниже среднего. Запретные темы: алкоголизм. Знает меня под никами - Поклонник, Майя, Александр Николаевич. Приоритет - Майя."

... Ну как из таких компонентов вообще можно было что-то сотворить? Поэт обреченно откинулся на спинку мягкого кресла и бессмысленно уставился в экран. Его взгляд безразлично скользил по именам и комментариям, и лишь иногда лицо его омрачалось воспоминанием о каком-нибудь неприятном обстоятельстве расставания... На одной страничке он остановился поподробней и долго всматривался в буковки комментария - будто читал по слогам. С фотографии на него глядела девушка с заставки... Он усилием воли заставил себя вспоминать, кто это, и с его лица сошло выражение безразличия. Оно покраснело, как от внезапной пощечины. "Вот оно! едкое-злющее, то, что разбавит мою приторную палитру!" - подумалось ему, и он повторно - уже осмысленно - пробежался по строчкам, которые и без того уже вспомнил и мог бы пересказать наизусть.

..."Интересы: поэзия. Психические характеристики: холерик, впечатлительна, мнительна, склонна к депрессиям, суициду, страдает фобиями: страх высоты, боязнь замкнутого пространства... социофобия, а также сексуальными комплексами. Уровень интеллекта: высокий. Сексуальный потенциал: предположительно высокий, бисексуальна. Его реализация: сублимации в творчество. Запретные темы: недопустим переизбыток сексуальной эскпрессии. Знает меня под ником: ... " Здесь Поэт вздрогнул от неожиданности. Редкий случай - как он мог такое забыть! одна из немногих, кто знал его только под его собственным, зарегистрированным в паспорте именем! Значение словосочетания "знает меня..." вдруг открылось ему в его первозданном значении. Она его - знала... Воспоминания закружились густым роем: где, что, когда пошло не так, почему... Да вот же оно: "недопустим переизбыток сексуальной экспрессии"... Я сломал тебя, девочка!

... Идеи пульсировали в его мозгу - вернуть, вернуть... Мышка дрогнула и остановилась на папке "Творчество поклонниц". Ее стихи... первые... как он мог быть таким слепцом! И - в сравнении с ними - последние... нет, возврат - его возврат - таким, каким она его знала - уже не возможен... Но возможно...
Великий Мистификатор удовлетворенно потер руки, как будто только что провернул выгодную сделку. Он аккуратно перенес файл в папку "Настоящее" - и -о чудо! - значение названия этой папки также причудливо преломилось в его сознании - и открылось в своей первозданности... Он уже ощущал рождение образов внутри него, он смаковал это предчувствие... Не долго думая, он добавил в графу "Знает меня под никами..." еще два имени: "Ася" и "Виктор". Это было первое, что пришло ему на ум - и почти одновременно его фантазия дописала назначение этих персонажей... Виктор - будет "мальчиком для битья", он станет его черным двойником, сконцентрировав в себе все, из-за чего в итоге и произошел разрыв... Он немного разбудит ее чувственность, но она, разумеется, обязательно пошлет его по известному адресу - не наступать же дважды на одни и те же грабли... А он, Мистификатор, буду смаковать ощущение того, что то, что перепало перед последней вспышкой вдохновения ему - не перепадет более никому... О! Какой соблазн почувствовать свою исключительность! И "Асенька"... Она напомнит Девушке_в_белом о нем - Настоящем. Она будет играть роль "покинутой любовницы" - и первым же письмом даст почувствовать Девушке_в_белом ее превосходство. "Ася" напишет, что он, Поэт, перестал общаться с ней с момента начала этой странной переписки , что он бредил "прекрасной виртуальной незнакомкой", что хотел изменить под ее воздействием все-все в своей жизни... Девочка будет ликовать... Конечно же, она великодушно простит "соперницу" - и ударится в ностальгические воспоминания о том, как все было хорошо - ведь так легко поверить в то, во что хочется поверить! И тут - тонкий момент - "Ася" сначала по-дружески "вытянет" из нее все невысказанные ТОГДА признания... все нюансы ее ощущений - за право узнать что-то и про него... Девчонка все-таки не смотря на свою зажатость негодяиста и в сети вольна.... "Ася" совратит ее. Совратит сначала упоминанием о Поэте. Потом - его запахом, источаемым строчками откровенных признаний и реальных историй... Потом - собою, впитавшей этот запах... И при этом "Ася" - будет творить!!! О, как она будет творить... Да... Почувствовать себя женщиной - это то, что еще не разу не удавалось Поэту. Тем более - быть с женщиной женщиной.

Два электронных письма написались как-то само собой - как будто под диктовку. И улетели к далекой Девушке_в_белом.

... За тысячи километров от Поэта, у экрана своего монитора сидела и точно так же уныло смотрела в одну точку Она. Компьютер жил своей жизнью, периодически давая о себе знать переливистым звуком - это был знак, что почтовый ящик пополнился очередной рассылкой или письмом от нешибко умного поклонника творчества. Вдохновение уже давно забыло к ней дорогу.
Вяло шлепнув мышкой по посланию некоего Виктора, она тяжело вздохнула:"Очередной извращенец!". Но, пробежав глазами его стихи, вдруг почувствовала между строк нечто знакомое - ... и не просто знакомое - а талантливое... Решив для себя непременно ответить, она обратилась к письму "От Аси". Пробежала его глазами... потом еще раз... Резким движением мыши закрыла. Нашла на рабочем столе папку "Прошлое". Моментально отыскала среди множества других файл с его именем. И вбила напротив графы " Известен мне как..."два новых ника - "Ася" и "Виктор". Строчки еще не написанных стихов колотились в висках - и она стала одержимо фиксировать их - на поле электронного письма - одного из двух, которые ей предстояло написать в этот вечер...

02.09.2003


ТО САМОЕ

... будем близкими чужими:
возможность уйти - уже повод остаться.
из репертуара гр. "Сегодня ночью"

Я забываю твое лицо каждый раз, когда ухожу от тебя. И каждый раз, приходя к тебе, знакомлюсь с тобою по новой. Ты понимаешь это и не обижаешься на меня за такую "забывчивость", потому что и сам знаешь, что любовь - это очень опасно. А вчера ты предложил назвать то, что между нами - ТЕМ САМЫМ. Чтобы отойти от штампов и затертостей... или - чтобы быть честным?
Как бы то ни было, после твоих слов я присмотрелась к окружающему миру и поняла, что любви и нет. Есть бесконечное ТО САМОЕ. И принялась играть с миром в интересную игру, заменяя слово "любовь" - во всевозможных его значениях - на "ТО САМОЕ".
Я тебя ТО САМОЕ. Но есть еще один. И когда я с тобой, я говорю о нем, а когда с ним - не могу удержаться и не упомянуть тебя. Отчего? Может, вы нужны мне в равной мере? Значит ли это, что я и его - "ТО САМОЕ"? Вряд ли... его я уже не ТО САМОЕ. А ДРУГОЕ. Для него (под него) я выдумаю новое слово...
Признайся: ты предложил мне играть в "то самое" за этим? За тем, чтобы я поняла наконец, что каждый человек достоин своего, специально под него придуманного слова? Когда я думаю об этом, я чувствую ТО САМОЕ к тебе особенно остро.
А вот, допустим, предки... родители то есть. Я ведь знаю, что они меня однозначно ТО САМОЕ... Почти как ты. Только вот с тобою ТО САМОЕ приятнее на порядок, а с ними - очень больно. Получается , что снова надо выдумывать новые слова-определения... Это заводит, заставляет сердце биться быстрее, вырабатывая адреналин. Кажется, я боюсь того, что могу придумать...
И зачем я ввязалась в эту игру? Как просто было бы обозначить все затертым словом "любовь" - и смириться с тем, что оно имеет бесконечное множество значений?
Но нет. Поздно. Я уже успела понять, что целью любого нормального человека в этом мире является жить в ТОМ САМОМ и согласии. В согласии - с ТЕМ САМЫМ. Так и живем...

09.10.2003


ФЕДОРИНО ГОРЕ

10.00 - Федора просыпается, с детской непосредственностью трет глаза, потягивается и пытается вспомнить: плохой или хороший ей приснился сон? Но он ушел безвозвратно, и она решает для себя, что все-таки хороший: иначе как объяснить то, что пробуждение ей подготовил теплый весенний луч, а не свирепый грозовой раскат?

11.00 Федора поднимается с кровати и не метясь попадает ногами в мягкие тапочки, которые в кой-то веки - о чудо! - оказываются прямо под кроватью. Еще один хороший знак.

11.15. Федора завтракает. Яичница пригорела, а хлеб слегка заветрился, но она -то знает, что и это неспроста: наступивший день сулит ей радость, а за нее всегда приходится чем-то расплачиваться. Сегодня высшие силы к ней особенно благосклонны и берут совсем небольшую плату - значит, можно будет теперь расслабиться и не ждать уже подвоха.

11.30 Долгожданный звонок! В трубке - его голос. Он говорит, что только что проводил свою знакомую - они вместе допоздна записывали на магнитофон ее песни, немного переборщили со спиртным и ей пришлось остаться у него на ночь. Спрашивает, когда Федора к нему приедет и вскользь замечает, что никакого интима у него с знакомой не было. Федора растрогана его честностью: не каждый мужчина так бы честно признался своей девушке, что накануне у него ночевала другая! Да и не каждый сможет, будучи в подпитии, обойтись без поползновений... Наверное, это потому что он ждет Федору и думает о ней...

11.45 Федора вертится у зеркала и с досадой замечает про себя, что погода пока не позволяет одеть короткую юбочку в облипку, а модная кожаная курточка, без которой пока холодновато, уже потрескалась в нескольких местах и создает впечатление небрежности. Впрочем, он ценит ее не за это. Тем не менее она достает припасенный "на выход" флакон дорогих французских духов. Частенько, стоя у зеркала, она раздумывала: достойна ли ситуация, да и сама она - сегодняшняя - этого необыкновенного аромата? Ныне она решила для себя, что - достойна.
Она натягивает на себя недавно приобретенные брючки и гадает о том, получит ли свою порцию комплиментов по поводу этой обновки.

12.15 Федора трясется в тесной маршрутке и предвкушает момент долгого поцелуя в прихожей, урагана, который настигнет их после... И вспоминает, что давным-давно, когда она еще общалась с ним только по-дружески, он рассказывал ей о своей вчерашней гостье. Девушка занимала его воображение, хотя не отвечала взаимностью. "Это как огни на болоте - ты следуешь за ними, как за призраками, но никогда не дойдешь до них" - мечтательно говорил он о ней тогда.
Легкий укол ревности заставляет на мгновение сжаться сердце Федоры, но уже через мгновение приходит мысль, что учитывая это обстоятельство, ночь платонических отношений - его человеческий подвиг. "Вот он какой у меня! - думает она. - А ведь нелегко небось ему пришлось! Такой соблазн!". Следом приходит понимание того, что если бы девушка по-прежнему для него многое значила, он вряд ли захотел бы видеть после нее Федору.

13.15 - Федора подходит к его дому и пытается вспомнить код. Последний раз она была здесь две недели назад и вряд ли бы появилась вновь, если бы не соскучилась и позавчера не отправила ему игривую sms . Но так и должно быть: он творческий человек, а следовательно, ему положены запои и уходы в нирвану. Ждать банальных ухаживаний и элементарного внимания здесь не приходится, потому что он - не элементарный, он - сложнее.
Интересно, удобно ли позвонить с мобила и уточнить код? Федора набирает телефонный номер. Все правильно - код 69, квартира 13. Подходящий набор цифр.

13.20 Открывается дверь - и она видит его. Губы впиваются в губы. Непродолжительный диалог. Нет, обновки не заметил. Объятия, снова долгий поцелуй... Его руки шарят по телу... Вот она - долгожданная минута! "Что-то новенькое... наощупь... брюки из какого-то другого материала... Да?"
Федора счастлива.

13.40 Он отвернулся, но Федоре это не кажется странным: она читала книги по психологии и знает, что человек может повернуться спиной только к тому, кому безоговорочно доверяет. Особенно в такой ситуации. Но ей хочется видеть его глаза. Она переворачивает его на спину и надвисает сверху, они разговаривают, потом она ложится головой ему на живот и они продолжают беседу... Она внимательно слушает его, но почти не вникает в суть того, о чем он говорит: Ей все равно непонятны те умные слова, которые он употребляет, и ей не ясно, зачем он так кипятится, когда говорит о далеких от переживаемого момента вещах... Он рассуждает об обществе, политике и своем месте в этой жестокой системе... а она просто слушает его - потеряного, а потому озлобленного на целый свет большого мальчика - и испытывает к нему почти материнские чувства... И еще ей очень нравится прижаться ухом к его телу и слышать каждое слово как бы изнутри... "Моя мягкая говорящая подушка..." - она блаженно и глупо улыбается.

18.00 - Они на кухне. На сковородке жарится что-то ароматное, а он тем временем затевает почистку картошки. Она задумчиво смотрит ему на ноги: он такой уютный и беззащитный в этих домашних тапочках... Кто знал еще месяц назад, что она сможет когда-нибудь увидеть его таким? Пожалуй, только ради этого уже стоило начинать эти пугающие поначалу отношения...
Она предлагает свою помощь, но он от нее благородно отказывается. Он сосредоточен, и явно уделяет процессу борьбы с картофельной кожурой гораздо больше значения, чем он того заслуживает. Он чистит картошку медленно, уйдя в себя и практически не реагируя на внешние раздражители. На Федору.

18.30. Он ставит Федоре фильм, чтобы она не скучала, пока он возится с приготовлением ужина. Видео тут же, на кухне, и они иногда перебрасываются мнениями о том, что на экране. Но Федору не увлекает сюжет; ей интереснее наблюдать за его манипуляциями - это так забавно и трогательно! Ее внимание привлекает также беспорядок, царящий на столе. Вопроса о том, чем он живет, уже не возникает: он поэт, а масса беспорядочно ссыпанных в кучу листов - его черновики. Содержание верхнего листка она даже может прочесть - надо лишь слегка скосить глаза. Что она и делает. На листе - стихи, в которых фигурирует имя вчерашней визитерши... Федоре становится жутко, возникает порыв вырвать нож и искромсать последовательно: ужин, его, себя... Но на подмогу приходит гениальная мысль: а чье имя он должен был вворачивать? Она - Федора. Поэты не пишут о Федорах. А имя той девушки замечательно рифмуется и не вызывает вопросов... Федора тихо вздыхает. Она прочла чужое, то, что ей не показывали, она влезла в то, во что ее не впускали - так на кого обижаться?

21.00 - Федора собирается домой. Она живет на другом конце города и ей боязно возвращаться слишком поздно. Его район темен и зловещ: ей кажется, что из каждого куста на нее глядит чей-то недобрый взгляд. Мир что-то замышляет против нее в тоскливые вечера, когда она возвращается от него.
Она просит его проводить, хотя и чувствует неловкость за свой детский страх. Но он мудрее: он говорит о том, что вдвоем всегда сложнее убежать, что на пару скорее нападут, чем на девушку, потому что желающие почесать кулаки ищут именно мужчин для поединков, в конце концов, что он и сам боится...
И она снова испытывает к нему нежность. "Какой ты у меня ранимый!" - думет она и про себя решает, что и правда убежит если что от нападающих, а вот его отбить вряд ли сможет.

21.15 Она возвращается от него темными переулками и гадает по горящим окнам домов: счастливы ли живущие за ними? И в это время она счастлива, потому что знает, что он ей может еще позвонить, и не раз... А если и не позвонит - она сама напомнит о себе. Ей же так уютно с ним, он так вкусно готовит и так нежен... Главное - что он есть.
И еще ей отчего-то хочется, чтобы на нее напали. Тогда, избитая, и, возможно, изнасилованная, она могла бы вернуться к нему - и заснуть рядом, и всю ночь слышать его дыхание... Тогда он не сможет ее выставить на улицу и даже пожалеет, пригреет, а у нее самой будет оправдание: она не навязалась, просто так получилось...

22.30 - Федора добирается домой и перед сном долго ворочается, вспоминая прожитый день - и засыпает беспокойным сном, зная, что ничего плохого ей не приснится. Она чувствует себя защищенной.
__________________

10.00 Я просыпаюсь и понимаю, что я - не Федора, а скорее Федура, а приснившийся мне только что сон был дурным.

Ваш комментарий
	Отправить комментарий